№3 Подросток

ШЕПИЛОВА, Софина
психолог
ЭСТЕТИКА СЕКСУАЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА-ВЗРОСЛЕЮЩЕГО
Эта статья обращена к взрослым, но она о детях. О взрослеющих детях. О подростках. Об их «секретном» мире. Точнее – об их «засекреченном» мире. Они его не прячут, но считать этот мир таковым нам, взрослым, спокойнее. И не ходить на «заминированную территорию» подростковой сексуальности.
А нас туда не только пускают, но и активно зовут, правда, в непривычной форме – задавая вопросы о красоте, ее смысле, предназначении: «Зачем нужны волосы на лобке?.. У меня на носу вскочил прыщ. Что делать? А вдруг девушка откажется со мной встречаться?.. Говорят, что носить трусы-стринги вредно. Почему?.. Важна ли для секса эпиляция – в эмоциональном плане для мужчины?..»
С одной стороны, это вопросы о сексе, с другой – об эстетике. А что, если взглянуть на них и с третьей стороны – со стороны эстетики сексуальности? Может быть, такая постановка вопроса о сексуальности позволит вчувствоваться в чувственное?.. Эстетика как наука – отклик на существование прекрасного в бытии, и сексуальность как «стержневой аспект человеческого бытия» (из определения ВОЗ) неотделимо от присутствия в нем прекрасного. Взаимодействуя, знакомые понятия позволяют взглянуть на привычное без штампов.
Мои первоначальные размышления были направлены на осознание сексуальности как чувственного феномена в эстетической деятельности взрослеющего человека. Но готовя этот материал, я обнаружила «двойное дно» в вопросах, задаваемых подростками[1].
Я стала различать в них более глубокий смысловой слой, и он мне показался пропитанным тревожностью. «Волосы на лобке – нужны ли они?» Как ответ «да», так и ответ «нет» могут занять одинаковые места в череде размышлений подростка. Бесспорно, наука позаботится о понимании: сегодня – одна парадигма, завтра (может случиться) – прямо противоположная. Но о них ли спрашивает тот, кто только недавно был человеком вообще без волос на лобке?
Здесь мне слышится не только апелляция к научному знанию: «Зачем среднестатистическому человеку нужны волосы на лобке?», а настороженность уязвимого, заботящегося о собственной целостности человека, возможно, находящегося в опасной угрожающей благополучию (как минимум!) ситуации.
Если дать ход этому впечатлению, то следом можно различить следующий смысловой слой: «Что случилось со мной такого, что у меня растут волосы на лобке – учитывая, что раньше их не было? И кто это – тот, у кого растут зачем-то волосы на лобке?? Неужели он – это и есть Я? Откуда приходят ко мне эти изменения? Что они мне несут? Как мне с ними поступать, чтобы не разрушить себя?»
Подростку нужна информация, которая не только даст ответы на тревожащие его вопросы на уровне грамотных и компетентных «научных» сведений, но поможет преодолеть барьер страхов и связанных с ним домыслов. Изменения страшат любого человека, и умение принимать их как часть реальности приостанавливает закручивание спирали тревожности, помогает распрямить внутренний стержень личности. Как допускать новое в свою жизнь, а не противостоять ему? Сложно, но возможно. Сложно, потому что новое – действительно угроза старому и чревато чрезмерным разрушением. Возможно, потому что поддержка веры в безопасность собственного существования дает чувство собственной «беспричинной» жизненной силы. Она-то и является опорой, позволяющей взглянуть реальности в лицо.
Что же способно дать человеку эту безопасность на глубинном, чувственном уровне? Кто способен поддержать меняющегося не по своей воле человека? Да, только мы, взрослые, больше некому. Стараясь просто по-человечески искренне понять хаотично и на первый взгляд бессистемно меняющегося ребенка, не забывая при этом информировать его голову и поддерживать его душу. И тогда вчерашний ребенок позволит себе почувствовать поднимающееся из глубины себя новое взрослое существо. И принять его как часть себя – не боясь, не противодействуя и не отвергая.
Важно понимать главное – мы с ним на равных, нам лишь по старшинству выпала миссия выступить гарантами реализации детьми того, что заложила природа в человека для его превращения из гусеницы в бабочку.
* * *
Мир подростка… Какие состояния, сопровождающие изменения, переживает подросток? Скорее всего, по интенсивности проявлений, внезапности и непредсказуемости они близки к тому, что Кен Уилбер описывает как шок: «как если в один прекрасный день вы сняли перчатку и обнаружили клешню омара там, где вы ожидали увидеть свою руку». Лучше сказать трудно.
Зацепимся за подобные тревожные чувства, которые могли бы принадлежать подростку. Легко ли ему совладать с изменениями, которые нахлынули на него в виде «гормональных ветров» и изменили мир снаружи и внутри до неузнаваемости? Удается ли ему успевать собирать себя в новых подвижных границах личности? Успевает ли он заселяться в новые «взрослые» квартиры – в другое стремительно и беспрерывно меняющиеся тело, которое буквально диктует новые фантазии, чувства, желания? Хорошо ли ему в нем живется и живется ли вообще? И как ему, проявляясь изнутри себя в мир, предстать перед этим миром со всем его многообразием предъявляемых к нему требований? Не зная, «какой я?», «кто я?»…
Мне вспоминается, как мой сын, когда ему было лет 13, подносил к зеркалу своего любимого питомца – домашнего белого крысенка – и, глядя, как тот оживлялся, при виде своего отражения, жалостливо и проникновенно говорил ему: «Ты думаешь, что когда вырастешь, то будешь таким мальчиком как я?». И делал скорбное лицо… О ком он говорил – о себе? О чем был этот текст? Попробую перевести его на подростковый язык: «Я, как и ты, не знаю, кем я буду, когда вырасту, взрослые считают что мужчиной, но почему я должен им верить? Кто может мне помочь, кроме тебя, мой близкий друг по несчастью?»
Стойкая ассоциация подростка с маленьким крысенком, растерянно всматривающимся в зеркало и верящим, что он станет таким, как все вокруг – не покидает меня. Но жизненная опора «как все» не достаточно устойчива. Необходима еще опора «как Я». Но «Я» более тонкая материи, чем «все» и ей нужны особые условия для прорастания.
Знаем ли мы, что дети думают о том бурлении, которое не могут не ощущать они? Тогда, когда мы сами были детьми, мы были внутри ситуации, сейчас – снаружи. Так ли хорошо мы помним, как сами нуждались в поддержке и были рады любой информации «об этом»?  Как должен меняющийся ребенок, лишенный маломальской внутренней опоры, совладать происходящими внутри него мощными «переворотами», причем происходящими длительное время? Чувствовать, не думая – опасно, может «понести на повороте». Думать, не чувствуя – но как выбрать авторитет? Наверное, хорошо было бы думать и чувствовать одновременно – просто потому, что природа позаботилась о двух этих возможностях. Но можно ли позволить себе это в то время, когда рядом лишь такие, как ты сам: внешне – уверенные, а внутренне – мятущиеся сверстники? «Как мне обходиться с собой – привычным и одновременно чужим? Со своими мыслями? Со своей сексуальностью, которая помимо моей воли завладела телом?» – вот подтекст вопросов о том, что красиво в сексе, правильно, одобряемо. Это не вопросы, запрашивающие информацию, это – ответы мятущегося человека на необходимость отыскать себя в этом мире, где порой ему и вовсе отказано быть… «На носу у меня вскочил прыщ, да так не вовремя! Жизнь оборвалась в этот момент, все, о чем я мечтал, пропало. Это не только крах моей привлекательности, моей сексуальной привлекательности, – я никчемен в этом мире, я не нужен миру, он отторгает меня – этим прыщом. Все зря!» «Девушка не захочет со мной встречаться, не только эта, а все девушки мира откажутся любить меня, причем одновременно, раз и навсегда!..». Катастрофический сценарий, при этом он так понятен в своей повторяемости и предсказуемости.
В текстах, приведенных мной, нет иронии. Почти все они – зарисовки с натуры. Так говорят подростки. Так многие из них думают. А вопросы о сексе – это не только «знать» и «понимать». Это – чувствовать. Но чувствовать соразмерно своему новому «Я» – глубже, полнее, взрослее.
Несколько раз в жизни, причем в разное время, я слышала истории от подростков о том, как мучительно у них ноют кости – как будто их кто-то растягивает в разные стороны… Интересно то, что эти ребята были абсолютно здоровы. При этом их боль была объективна, она была физической болью – в ответ на независящие от собственного желания изменения. Ни тело, ни сознание не успевают привыкать к собственному росту…
…Я знаю это состояние нарастающих изменений – с трудом контролируемое. Я тоже проходила через это, и потому разговаривала со своей ныне повзрослевшей дочерью, стараясь не забывать о «причудах» ее возраста. Помню о них и, общаясь с сыном, который только недавно перестал считаться подростком. Я беседую с чужими детьми. И нередко обнаруживаю этот страх – прикрытый бравадой, иногда закрашенный тоналкой (как будто передо мной не девочка, но фреска), подкорректированный «татушкой» (заигрывающей из-под одежды хвостиком ящерицы)… Проявления настороженности к собственному взрослению разные. Напускное безразличие, усталость, страх, разочарование?… Но так ли это?
 Вчерашний ребенок превращается во взрослого и его «либидозные пульсации» становятся все более различимы им самим, однако редкий подросток не испытывает в ответ на них как минимум настороженность и как максимум – панический страх.
 «Повзрослевшие» чувства быть может сложнее, многограннее детских, они противоречивы, с ними трудно совладать. Они находятся под воздействием химии гормонов и потому тяжелы в управлении разумом. Вспоминаются слова В. Франкла, цитирующего Новалиса[1], сказанные в другом контексте, но перекликающиеся с самой сутью нашей темы, о том, что «к былой душевной простоте возврата нет, ибо лестница, по которой мы взошли наверх, уже упала». Да, для подростка к былому наиву возврата нет, везде – внутри и снаружи – новая неизвестная взрослая реальность.
Внутренние переживания подростка (так ли мы их представляем?) составляют часть сокрытого от посторонних глаз мира, но развитие необратимо толкает чувственное в нем навстречу внешним объектам. Это «непроизвольная», почти физиологическая ответная реакция заставляет цветок открывается навстречу солнцу. Природа этих взаимодавлений так и не разгадана пока человеком. Реализуя собственное сокровенное, человек начинает принадлежать не только себе, но и окружающему его миру.
В интимных зонах мужающего Я, как близнецы, делящие одну утробу, зарождаются бок о бок сексуальность и чувствительность к красоте. (Быть может, слово «чувственность» – их симбиотический смысл…). Задушить эти нарождающиеся порывы, стремления, конечно, можно… какими-то специальными способами. Но зачем? И отчего?
Мне запомнился образ павлина, который в свое время проф. С.Т. Агарков использовал в одной из последних своих лекций в МГУ. Сергей Тихонович иллюстрировал им отсутствие у человека «павлиньей» возможности прямолинейно и недвусмысленно привлекать партнершу. Открыл хвост – закрыл хвост: «иди сюда» или «не иди сюда», «я для тебя» или «а ты кто?». Действительно, у нас нет ни хвостов, ни перьев, а видавшая виды мода, которая могла бы заняться нашим не только внешним видом, не дает нам расслабиться, навязывая лишь чуткость лишь к бесконечными новыми трендам. Мы не можем обеспечить себе хоть какую-то уверенность в стабильности собственной привлекательности и как наши братья меньшие распоряжаться ей напрямую: «выбираю тебя» – «не выбираю тебя». Но вызревающее в глубине личности чувство пола, с определенного момента не позволяющее забыть о существовании Другого, оттачивает инструмент реализации стремлений в сложных условиях человеческой двусмысленности.
Априори известен лишь вектор: продвижение в мир, туда, к впечатлениям, к тому – что трогает, к тому – кто привлекает. Приверженность к красоте как «стержневому аспекту человеческого бытия» запускает мотивацию поиска в «открытом космосе» жизненно необходимого. Для того, чтобы «продлиться» вовне своим внутренним содержанием.
Слышала: некрасивые женщины интуитивно выбирают очень красивых партнеров. Причем делают это гораздо более активно и успешно, чем их, более «везучие» конкурентки. Когда мы видим такие пары, то недоумеваем: «Что он (она) в ней нашел (нашла)?» А стоит говорить «нашло» и «заставило». Я не исключаю, что это вполне могло сделать чувство прекрасного, которое так позаботилось о потомстве, понимая, что прекрасное и жизнь неразделимы… Даже простое чувственное созерцание прекрасного направлено наружу и обладает огромной мотивационной силой. А сексуальность отнюдь не созерцательной природы!
Максимальное приближение к красоте – истинная цель сексуальности, иначе не стоило бы человеку так энергетически затрачиваться, реагируя на прекрасное (и в сексе, и в других областях жизни).
…И снова о подростках.
Миссия взрослых – сопровождать, помогать, снабжать всем необходимым: информацией, поддержкой, пониманием. Мы, взрослые, представляем для детей «новый мир», с которым у подростка хотя бы частично связывается понимание сексуальности. И уже одно это хорошо для нас, так как хоть немного уравновешивает наш авторитет с авторитетом сверстников.
Да, дети пристально смотрят на мир взрослых, в который начинающая проявляться сексуальность является пропуском. Именно эта созревающая сексуальность своей мотивационной силой заставляет подростка преодолеть поверхностное натяжение своего детского мира и, рискуя целостностью личности, войти в мир взрослых. Подросток врывается (не спросясь), и это – необходимый прорыв, практически сопоставимый с прорывом рождения. И понимать, что стремление к гармонии объединяет взрослых и детей в теме эстетики сексуальности как равных. Но к ребенку ощущение это придет позже. Но отвечать нам, взрослым.
…Я опросила многих подростков и взрослых: как они понимают словосочетание «эстетика сексуальности». Бросилась в глаза скорость, с которой подростки, в отличие от взрослых, меняли формулировки. От интеллектуальных – с рассуждений об эстетике как науки о красоте и о том, что секс «должен быть красивым» до   «красивое запечатлено в формах и канонах». И до просто – «Мы хотим знать их!»
Мне представляется, что внутри большой темы об эстетике сексуальности было бы важно подумать об этом не с позиции теоретизирования в сторону красоты секса и красоты в сексе, но направить свое внимание на те смыслы, которые открываются за идеями красоты. Речь идет об адаптации, психологическом благополучии и даже выживании человека, частью «земного» существования которого является секс.
Я мечтаю о том, чтобы в школе не только ОБЖ и подобные дисциплины занимались выживанием взрослеющих (иногда долго взрослеющих!) детей, но были бы и иные возможности помогать формирующейся личности находить и создавать собственные опоры в жизни. Я убеждена, что стоит особо развивать в детях рефлексию, не забывая о том, что вокруг нас существует прекрасное и возвышенное и оно затрагивает нас – хотим мы этого или нет. Нам всем ясно, что в современном мире понимание сексуальности и отношение к ней осложнено повышенным многообразием и пестротой. Разбираться сложно, а иногда и опасно. Подростки ощущают это, и всячески нам, взрослым, подают сигналы бедствия. Жаль, что порой нам проще их не замечать.
Лично я часто я испытываю щемящее чувство сострадания к одинокому, блуждающему в потемках своего внутреннего пространства, существу – к «человеку взрослеющему». Трудно взрослеть, одиноко взрослеть, и единственный «луч света», который озаряет это внутреннее пространство – чувство ценности этого пространства.
Разговор о детях – это разговор о взрослых. Разговор с детьми – это разговор со взрослыми. Почему так сложно говорить с детьми о вещах естественных?
«Как-нибудь сам повзрослеет, нас же никто не учил – выросли, и даже детей родили. Еще ляпнешь что-нибудь не то…», – не давая себе права на ошибку, мы лишаем детей не только своей поддержки в самые ответственные периоды их (и нашей) жизни, но и упускаем шанс заложить в основание их интимной жизни мощный фундамент – ориентиры в своей сексуальной жизни на гармонию, на собственное врожденное эстетическое чувство.
Подростки (и не только они) боятся не столько вопросов секса, сколько вопросов эстетики секса. И это оправдано. Подмена чувств-откликов на прекрасное чревата возникновением внутри человека эрзацев в противовес подлинности. Чувства-симулякры приводят к смерти духовное существо, живущее внутри человека, лишая его естественной природной силы. Не исключение здесь, конечно, и сфера секса, в которой духовная составляющая мало пока изучена, но – я уверена – достойна повышенного внимания.
Переживание прекрасного и возвышенного, пронизанное эмоцией гармонии связывает воедино темы сексуальности и эстетики. Пробуждающаяся сексуальность человека-взрослеющего дает о себе знать обострением чувства прекрасного. Зрелая сексуальность человека-повзрослевшего проявляется в устойчивом чувстве гармонии, организующем мир вокруг…