№16 О. Г. Дерягин Роль органических и социальных факторов в развитии парафилий и сексуальной агрессии

 Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Факультет Фундаментальной Медицины

_***

 «Мир висит на тонкой нити, и эта нить — психика человека»

Карл Густав Юнг

Вступление

К настоящему времени накопилось достаточно убедительных данных о контроле агрессии, в том числе и сексуальной агрессии, определенными структурами мозга. Эти данные были получены в основном в результате экспериментов с вживлением электродов в различные отделы мозга, а также при наблюдении поведения больных с поражением тех же его участков [10].

Приводимые в литературе данные нейрофизиологических исследований позволяют подойти к объяснению целого ряда неотъемлемых характеристик парафилий – особой роли негативных эмоциональных состояний в структуре парафильных побуждений, стереотипной, фиксированной формы повторения поведенческих актов, соединяющих агрессивные и сексуальные побуждения. Все эти характеристики оказываются зависимыми от контроля мозговых механизмов, нарушение которых происходит в ходе онтогенеза. Все это дает основания для утверждений, что парафилии, сексуальный садизм являются болезнью мозга. По мнению J. Money (1990), болезнь поражает мозговые центры и проводящие пути, ответственные за половое возбуждение, сексуальное поведение и воспроизводство вида [11].

Хотя в литературе периодически сообщается о наличии органических лобно-височных поражений у лиц, совершивших половые преступления, в настоящий момент накоплено недостаточно данных, доказывающих специфичность этих нарушений.  Кроме того, рядом авторов было показано, что лобно-височный профиль нарушений характерен и для лиц, совершивших неполовые преступления.

Количество работ, посвященных половым преступлениям, как в России, так и на Западе, по сей день является небольшим, а их результаты зачастую противоречивыми. Традиционно считается, что девиантное сексуальное поведение связано с аномалиями левого полушария головного мозга [25, 32, 54]. Доступные данные относительно связей между аномалиями головного мозга и нарушениями сексуального поведения были получены с помощью четырех основных подходов: (1) нейропсихиатрии, (2) нейровизуализации структур мозга; (3) нейропсихологического тестирования и; (4) функциональной нейровизуализации.

Целью данных работ было сравнение сексуальных преступников по сравнению с несексуальными преступниками и условно здоровыми лицами.

Роль органического поражения головного мозга

Как корковые, так и подкорковые структуры, особенно в передних областях мозга, важны для нормального сексуального функционирования. В то время как лобная и височная доли, как полагают, вовлечены в модуляцию сексуального влечения, инициирования, и активации, подкорковые структуры, включающие гиппокамп, миндалину, прозрачную перегородку и гипоталамус вовлечены в регуляцию сексуального поведения и функционирования половых органов [55]. Работы с использованием нейровизуализации подтверждают вовлечение лобных, височных, цингулярных и подкорковых структур в регуляцию полового влечения [17,48]. Обычно при парафилиях повреждается лимбическая система, ответственная также за «хищность и атакующую защиту» как особи, так и вида. При сексуальном садизме мозг патологически активируется для передачи сигналов к нападению одновременно с сигналами полового возбуждения и сексуального поведения. Такое патологическое смешение этих сигналов происходит в результате нарушения протекания химических процессов в мозгу. Нарушения могут возникать при опухолях мозга, черепно-мозговых травмах и т.п. В других случаях нарушения могут возникать вследствие субмикроскопических и достаточно тонких изменений, которые могут быть распознаны лишь при помощи современной технологии сканирования головного мозга.

Травмы головного мозга или его дегенеративные поражения, как правило, связываются с гипосексуальными проявлениями [51,55], но могут также провоцировать гиперсексуальность и парафилии. Так, поражение структур лобной области иногда проявляется гиперсексуальностью [41,50]. Известно, что наличие очага эпилептической активности в височных долях зачастую приводит к формированию девиантного полового поведения, может сопровождаться как гипо-, так и гиперсексуальностью, пароксизмами оргазма, сексуальными перверсиями, часто встречается в случаях фетишизма и трансвестизма [10,11,21,23,27,29,31,45,53]. Ряд чисто психопатологических феноменов при психоорганических расстройствах не только тесно связан с сексуальной активностью, но иногда ею и исчерпывается. Так, А.Н. Лачкепиани (1990) обратил внимание на гиперсексуальные состояния, выражавшиеся в мастурбации, и выделил среди них лишь те случаи, когда мастурбация включалась в картину эпилептического приступа либо была единственным проявлением эпилептического пароксизма [10].

Крайне велико значение лимбических структур и в механизмах сексуальной агрессии. Так, гиперсексуальность и парафилии связывались с поражением подкорковых регионов, таких как таламус и гипоталамус [15,20, 44], прозрачная перегородка [26,44], гиппокамп [19,42] и базальные ганглии [22,43]. L. Valzelli (1978), рассмотрев результаты множества экспериментов на животных в этой области, пришел к заключению, что структуры гипоталамуса, вентрального гиппокампа и центромедиальной миндалины инициируют, а структуры септальной области, базолатеральной миндалины и цингулярной коры – тормозят проявления такого поведения [10]. Подобные сообщения легли в основу теории, что сексуальные девиации связаны с исключительно органическим поражением корковых и подкорковых структур [32].

Тем не менее, проявление агрессии и несексуального насилия также классически связывались с поражением лобных, височных и лимбических отделов, особенно в левом полушарии [47,52]. В большинстве случаев нарушения сексуального поведения возникают вторично по отношению к осевому симптомокомплексу при органическом поражении головного мозга. Случаи же истинных парафилий чрезвычайно редки. Посттравматическое возникновение парафилий обычно сопровождаются довольно широким дополнительным спектром нарушений поведения, таких как агрессивность, эксплозивность, болтливость, извращение суждений, низкой социализацией или гиперфагией [42,49]. Следовательно, подобные выводы лишены специфичности и не подходят в качестве полноценной модели, описывающей генез сексуальных девиаций.

Использование методов нейровизуализации в оценке особенностей структуры головного мозга позволило Langevin и коллегам выявить расширение височного рога бокового желудочка, преимущественно в правом полушарии у лиц, совершивших половые преступления с элементами садизма, в сравнении с сексуальными преступниками без садистских наклонностей и с несексуальными преступниками [28,33,34]. Данные изменения интерпретировались авторами как следствие редукции корковых отделов височной доли. Однако при оценке психических функций с помощью нейропсихологического тестирования, садисты показали достоверно лучшие результаты, чем лица без садистских наклонностей. Оценка дизайна этих исследований показывает, что количество обследуемых было низким (от 3 до 9), использовался компьютерный томограф низкого разрешения с большой величиной шага (10 мм), а критерии выявления расширения желудочков были субъективными. Необходимы дальнейшие волюметрические исследования в этой области с использованием высокочувствительных магнитно-резонансных томографов, объективных стандартизированных методов морфометрии и больших выборок обследуемых лиц [30].

Отдельным пунктом хотелось бы отметить термин «резидуально-органическое поражение головного мозга», так широко используемый в отечественной психиатрии. Исследования последних лет выявляют неоднозначность диагностических подходов к резидуально-органическим поражениям головного мозга. Нечеткая дифференцированность этих состояний в систематике заболеваний соотносится и со сложностями судебно-психиатрической экспертизы этих лиц [56]. Вероятно, корректным будет воздерживаться от сравнения групп пациентов по данному признаку при составлении плана дальнейших научных исследований.

Роль функциональных нарушений

Вопрос о локализации мозгового поражения, характере меж- и внутриполушарных связей приобретает в сексопатологии особое значение, поскольку все проявления сексуальности – от первичной морфогенетической организации сексуальной сферы и начальной функциональной активизации в пубертатном периоде до особенностей полового поведения – остаются в той или иной степени нейрогуморально зависимыми. Впрочем, любая форма поведения предполагает регулирующее участие различных структур мозга.

Понятно, что в каждом конкретном случае не всегда удается четко верифицировать органические знаки, в связи с чем трудно разграничить функциональный и органический уровни расстройства сексуальности. В принципе, не исключена возможность чисто психологических вариантов формирования аномалий психосексуальной ориентации. Вместе с тем не исключено, что и в этих случаях психологические (патопсихологические) механизмы реализуются в измененных условиях, обусловленных особым характером дизонтогенеза вследствие достаточно тонких изменений функционирования мозга, чаще всего затрагивающих его глубинные структуры. Данные дисфункциональные сдвиги могут быть одним из следствий патологических изменений в церебральных нейрохимических (серотонинергической, норадренергической и пр.) системах, регулирующих деятельность этих подкорковых и корковых структур мозга [3].

Согласно P. Flor-Henry мозговой субстрат оргазма связан с лимбической системой правого полушария, а возникновение психического оргазма связано со смешанной «рукостью». Развитие же сексуальных девиаций он объясняет образованием связей идеаторного сексуального представительства в дезорганизованном левом полушарии с правым полушарием, которое модулирует реакцию оргазма. В конце 80-х P. Flor-Henry опубликовал данные нейропсихологического тестирования и электроэнцефалографии (ЭЭГ) большой выборки из 109 сексуальных преступников (включавшей в себя насильников-убийц, агрессивных сексуальных преступников, педофилов, лиц, совершивших инцест, фетишистов и эксгибиционистов) и 192 некриминальных лиц из группы контроля [25]. Основываясь на этих данных Flor-Henry предположил, что развитие сексуальных девиаций связаны с дисфункциональной церебральной ассиметрией, вызванной аномалиями в лобно-височной области левого полушария [32].

_***

В целом, можно констатировать, что церебральным фактором предиспозиции к формированию аномального сексуального поведения является дизонтогенетически обусловленный комплекс определенных патофизиологических сдвигов, как на подкорковых, так и на корковых уровнях регуляции поведения. Особенности, взаимосвязь и соотношение таких дисфункциональных нарушений различны при разных формах расстройств сексуального влечения и у разных индивидуумов и определяются как структурно-функциональными характеристиками раннего резидуального поражения головного мозга, так и конкретными условиями онтогенеза [3].

Философский взгляд на проблему

З. Фрейд допускал происхождение деструктивности не из сексуальности, но, судя по всему, в его понимании деструктивность соединяется с сексуальностью на ранних стадиях развития ребёнка [12]. Возможно, что при естественном возрастном угасании гиперсексуальности на первый план в биологической сути человека постепенно выдвигается агрессивность, перерастающая у асоциальной личности в деструктивность. Некоторым подтверждением этому послужат сведения о том, что начало преступной деятельности серийных убийц (как правило, мужчин) относится к зрелому возрасту (около 30 лет), а фиксированные педофилы, по статистике, совершают первые убийства в возрасте 45 – 55 лет [8].

Основной мотив насилия у серийных сексуальных убийц направлен не столько на удовлетворение сексуального влечения (пятая часть убийц отмечает эректильную дисфункцию, около половины – отсутствие стремления к введению полового члена в естественные отверстия жертвы), сколько на реализацию потребности в господстве над жертвой и на причинение ей моральных и физических страданий. Поэтому, когда мы говорим об удовлетворении сексуальных потребностей, надо подразумевать – об удовлетворении психосексуальных потребностей, так как человеку, впавшему в патосексуальное состояние важно именно удовлетворение своих болезненных психических фантазий [4].

К. Юнг считал, что в судьбе человечества решающим фактором является сам человек, его психика. Еще конкретнее этот «решающий фактор» сфокусирован и сконцентрирован в бессознательной психике, являющейся реальной угрозой [16]. На формирование деструктивности и, в частности садистского поведения, по мнению Э. Фромма [13] в первую очередь, влияет эмоциональное отвержение ребёнка, безрадостная социальная атмосфера «чёрствости и душевной глухоты», с детства окружающая человека, в которой «нет ничего, где бы он мог оставить свой след; нет никого, кто бы ему ответил на вопрос или хотя бы выслушал его. И тогда в его душе поселяется чувство отчаяния и полного бессилия».

Многие авторы обращают внимание на склонность к насилию представителей социальных низов. Еще К. Маркс и Ф. Энгельс [7,14] первопричиной деструктивной асоциальности считали низкий уровень образования и почти полное отсутствие нравственного воспитания в социальных низах, что взаимосвязано с «интеллектуальным одичанием», тяжёлым физическим трудом или безработицей, «страшным пьянством», крайней бедностью, отсутствием родительской любви и заботы о детях: «Опустившиеся родители только и думают о том, как бы побольше выколотить из своих детей… дети, естественно, не ставят родителей ни в грош» [7]. Пренебрежение общественным устройством, по мнению указанных авторов, крайне характерно «для морально искалеченных в детстве людей». При этом довольно часто в мотивации насилия лежит алкогольный импульс. Влияние алкоголя на растормаживание сексуальной агрессии с утратой духовного и эстетического интереса к объекту сексуального вожделения общеизвестно; алкоголь, наркотики, ослабляя социальные запреты, выработанные обществом, выпускают на свет зверя, природа которого остаётся загадкой и для самого обладателя этого зверя.

При анализе личности сексуальных насильников и убийц установлено, в детстве к ним телесные наказания и психические унижения применялись чаще, чем к правопослушным людям; преступники, совершившие изнасилование или убийство, чаще находятся в конфликте с окружающими, с самим собой, обладают повышенным уровнем тревожности, незначительные психотравмирующие переживания способны вызвать у них агрессию, при этом прослеживаются прямые корреляции между суровостью внутрисемейного наказания и выраженной агрессивностью у детей. Воспитание в семьях будущих серийных сексуальных насильников и убийц, как правило, было противоречивым и включало скрытое или явное эмоциональное отвержение [1,2,6,9,24].

Отрешившись, насколько это можно, от быта, от самого себя «реального», человек неизбежно попадает в смутно желанный им мир – мир своих, сгенерированных им, и может быть не до конца осознанных фантазий. Мир, который даёт возможность проявить своё «Я» иными гранями и удовлетвориться неожиданными для окружающих способами. А способы удовлетворения, исходя из всего вышеизложенного, зависят от того, насколько в детстве эмоционально комфортно чувствовал себя человек, сколько обид затаил он в себе, насколько правильно была направлена в допубертате и раннем пубертате, чтобы реализоваться в последующем, его природная сексуальность и связанная с нею агрессивность [5].

Перспективы развития молекулярной психиатрии

Значительные надежды возлагаются также и на принципиально новые подходы в изучении биологии человеческого поведения. Методы молекулярной биологии в психиатрической практике [57] позволяют с высокой точностью и специфичностью улавливать даже самые незначительные изменения в биохимических процессах и метаболизме на уровне генома, протеома и липидома. Исследование биологических основ агрессии выявило значимые роли в её возникновении для андрогенных, эстрогенных, серотониновых рецепторов, различных молекул внутриклеточной передачи сигнала, стероидных гормонов, вазопрессина, гистамина, субстранции P, оксида азота (NO), моноаминоксидазы типа А, цитокинов и даже молекул клеточной адгезии [35,46], идёт активное накопление подобной информации и создание баз данных. Исследование полученного массива данных посредствам вычислительных методологий, используемых в биоинформатике, позволит с высокой точностью моделировать свойственные каждой конкретной патологии пути межклеточного и внутриклеточного сигналинга, их регуляции, предсказывать взаимодействия между объектами, а также поведение этих сложных биологических систем в условиях психофармакологической коррекции [36].

Интересным фактом, полностью меняющим наше представление о генезе психических расстройств, является результат работы группы исследователей суицидального поведения из Канады, которые доказали возможность воздействия условий воспитания детей и факторов их окружения на эпигенетические модификации в развивающемся организме [18,38,39,40]. Эпигенетическим наследованием называют наследуемые изменения в фенотипе или экспрессии генов, вызываемые механизмами, отличными от изменения последовательности ДНК (приставка эпи- означает «в дополнение»). В случае эпигенетического наследования не происходит изменения последовательности ДНК, но другие генетические факторы регулируют активность генов. Такие изменения могут оставаться видимыми в течение нескольких клеточных поколений или даже нескольких поколений живых существ.

Эпигенетические модификации оказывают непосредственное влияние на продукцию белков, участвующих в биохимических реакциях, что самым непосредственным образом сказывается на течении психических процессов у сформировавшегося индивидуума [37], если данные изменения произошли в головном мозге. Изменения биохимии и метаболизма мозга активно влияют на процессы возбудимости/торможения и, следовательно, электрической активности нейрональных структур, которая может быть зарегистрирована электрофизиологическими методами. Изменения метаболизма и активности нейронов также регистрируются и современными методами диагностики, такими как магнитно-резонансная спектроскопия и функциональная МРТ. Нет сомнений, что в крайне выраженных формах изменения химизма головного мозга могут вызывать патологические реакции и на макро-уровне, которые обычно трактуются клиницистами, как «органические поражения».

Заключение

Ранее считалось, что существует ряд факторов, которые влияют на степень риска возникновения парафилий и агрессивного сексуального поведения. Фактически речь шла не о причинах, а о предрасполагающих к тому условиях, сводимых то к органическому поражению мозга и функциональным его перестройкам (биологизаторские модели), то к особенностям личности, чаще психопатической (личностные модели), то к давлению социума (социологизаторские модели). К факторам предиспозиции различные авторы относили: мужской пол и психопатологическую отягощенность, патологию беременности и родов, морфо-церебральную патологию (поражения лимбической области, кортикальных и субкортикальных отделов мозга), негативную микросоциальную ситуацию и психологическую обстановку в семье, дисгармоничность привязанностей и затруднения общения, насилие в детстве и дезинтеграция психосексуального развития, неспособность создания и несостоятельность брака, преобладание шизоидных и эпилептоидных черт характера, отклоняющееся поведение и агрессия.

Причины же до сих пор остаются малоизученными. Однако стремительное развитие высоких технологий и интеллектуального потенциала мировой науки позволяет предположить, что первичным звеном в формировании деструктивного сексуального поведения является не что иное, как изменение онтогенетического развития психики индивидуума при его социализации в условиях больного общества с искаженными и неестественными программами поведения, в том числе и сексуального. Не исключено, что биологизаторские модели развития парафилий берут своё начало из бессознательного нежелания социума принимать на себя ответственность за непрерывное программирование психики детей саморазрушительными установками. В то же время и радикальный бихевиоризм не может объяснить всеобъемлющей сути этого процесса. Полноценное понимание данной проблемы может зародиться только на стыке научных дисциплин, таких как психология, психиатрия, радиология, общая патология и наконец, молекулярная биология и биоинформатика. К сожалению, данные суждения могут показаться многим излишне утопическими. Ведь и по сей день, вместо того, чтобы накапливать осознание природы своих психических процессов, мы продолжаем бесплодно растрачивать энергию на оправдание самых нелицеприятных проявлений своего гипертрофированного и расщепленного Эго с использованием весьма эфемерных доводов.

Список литературы

1. Антонян Ю.М. Психология убийства. — М.: Юристъ, 1997. – 304 с.
2. Антонян Ю.М., Ткаченко А.А., Шостакович Б.В. Криминальная сексология / Под ред. Ю.М. Антоняна. — М.: Спарк, 1999. — 464 с.
3. Аномальное сексуальное поведение / Под ред. А.А. Ткаченко и Г.Е. Введенского. – СПб: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2003. – 657 с.
4. Бухановский А.О., Бухановская О.А. Психические расстройства у серийных сексуальных преступников. Аналитический обзор. – Ростов-на-Дону: Изд-во ЛРНЦ «Феникс», 2003. – 72 с.
5. Дерягин Г.Б., Сидоров П.И., Соловьев А.Г. Деструктивная сексуальность: общефилософский взгляд // Экология человека. – 2003. — № 2. – С. 48–53.
6. Дерягин Г.Б., Сидоров П.И., Соловьёв А.Г. Психосоциальные предпосылки сексуально-виктимного и криминогенного поведения молодёжи // Сексология и сексопатология. – 2003. — № 6. – С.30-37.
7. Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Полн. собр. соч. — Т. 23. — С. 472-483.
8. Образцов В.А. Выявление и изобличение преступника. — М.: Юристъ, 1997. — 336 с
9. Позднякова С.П. Клинические и социальные характеристики лиц, обвиняемых в совершении половых преступлений // Суд.- мед. эксперт., 1989. — № 2. — С.37-39.
10. Ткаченко А.А. Сексуальные извращения — парафилии. — М.: «Триада-Х», 1999.
11. Ткаченко А.А., Введенский Г.Е., Дворянчиков Н.В. Судебная сексология: Руководство для врачей. – М.: Медицина, 2001. – 558 с.
12. Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. — М.: Наука, 1995. — 456 с.
13. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. — М.: ООО «Изд-во АСТ-ЛТД», 1997. — 672 с.
14. Энгельс Ф. Положение рабочего класса в Англии // Маркс К., Энгельс Ф. Полн. собр. соч. — Т. 2. — С. 17-438.
15. Absher J.R., Vogt B.A., Clark D.G., Flowers D.L., Gorman D.G., Keyes J.W. et al. Hypersexuality and hemiballism due to subthalamic infarction // Neuropsychiatry Neuropsychology and Behavioral Neurology, 2000. – Vol.13. – P. 220–229.
16. Adler G., Basic concepts of analytical psychology. Guild Lecture. 1974.
17. Arnow B.A., Desmond J. E., Banner L.L., Glover G.H., Solomon A., Polan M.L., et al. // Brain activation and sexual arousal in healthy, heterosexual males. — Brain, 2002. – Vol.125. – P. 1014–1023.
18. Caldji C., Hellstrom I.C., Zhang T.Y., Diorio J., Meaney M.J. Environmental regulation of the neural epigenome. // FEBS Lett [Epub ahead of print]. – 2011. – Mar.18.
19. Casanova M.F., Mannheim G., Kruesi M. Hippocampal pathology in two mentally ill paraphiliacs // Psychiatry Research: Neuroimaging, 2002. – Vol.115. – P. 79 –89.
20. Cummings J.L., Mendez M.F. Secondary mania with focal cerebrovascular lesions. // American Journal of Psychiatry, 1984. – Vol.141. – P. 1084–1087.
21. Davies B.M., Morgenstern F.S. A case of cysticercosis, temporal lobe epilepsy, and transvestism // J. of Neurology, Neurosurgery & Psychiatry, 1960. – Vol.23. – P. 247–249.
22. Dewhurst K., Oliver J.E., McKnight A.L. Socio-psychiatric consequence of Huntington’s disease // British Journal of Psychiatry, 1970. – Vol.111. – P. 255–258.
23. Epstein A.W. Relationship of fetishism and transvestism to brain and particularly to temporal lobe dysfunction // J. of Nervous & Mental Disease, 1961. – Vol. 133. – P. 247–253.
24. Firestone P., Bradford J., McCoy M., Greenberg D., Curry S., Larose M. Recidivism in convicted rapists // J. Am. Acad. Psychiatry Law. — 1998. — Vol.26, N 2. — P.185-200.
25. Flor-Henry P. Cerebral aspects of sexual deviation. In G. D.Wilson (Eds.), Variant sexuality: Research and theory. — Baltimore, MD: John Hopkins University Press, 1987.
26. Gorman D.G., Cummings J.L. Hypersexuality following septal injury // Arch. of Neurology, 1992. – Vol.49. – P. 308–310.
27. Hoenig J., Kenna J.C. EEG abnormalities and transsexualism // British Journal of Psychiatry, 1979. – Vol.134. – P. 293–300.
28. Hucker S., Langevin R., Dickey R., Handy L., Chambers J., Wright, S. Cerebral damage and dysfunction in sexually aggressive men // Ann. of Sex Research, 1988. – Vol.1. – P.33–47.
29. Hunter R., Logue V., McMenemy W.H. Temporal lobe epilepsy supervening on longstanding transvestism and fetishism // Epilepsia, 1963. – Vol. 4. – P. 60–65.
30. Joyal C.C., Black D.N., Dassylva B. The neuropsychology and neurology of sexual deviance: a review and pilot study. // Sex Abuse. – 2007. – Jun. – Vol.19, N.2. – P.155-73.
31. Kolarsky A., Freund K., Machek J., Polak O. Male sexual deviation. Association with early temporal lobe damage // Archives of General Psychiatry, 1967. – Vol.17. – P. 735–743.
32. Lang R.A. Neuropsychological deficits in sexual offenders: Implications for treatment // Sexual and Marital Therapy, 1993. – Vol. 8. – P. 181–200.
33. Langevin R., Bain J., Ben-Aron M. H., Coulthard R., Day D., Handy L. et al. Sexual aggression: Constructing a predictive equation. A controlled pilot study. In R. Langevin (Ed.), Erotic preference, gender identity, and aggression in men: New research studies. — Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1985.
34. Langevin R., Ben-Aron M.H., Wright P., Marchese V., Handy L. The sex killer // Annals of Sex Research, 1988. – Vol.1. – P. 263–301.
35. Mattson M.P. Neurobiology of aggression: understanding and preventing violence. — Humana press, 2003.
36. McEachin R.C., Saccone N.L., Saccone S.F., Kleyman-Smith Y.D., Kar T., Kare R.K. et al. Modeling complex genetic and environmental influences on comorbid bipolar disorder with tobacco use disorder // BMC Med. Genet. – 2010. – Jan. – Vol. 26. – P.11-14.
37. McGowan P.O., Kato T. Epigenetics in mood disorders. // Environ Health Prev Med. – 2008. – Jan. – Vol.13, N.1. – P.16-24.
38. McGowan P.O., Sasaki A., D’Alessio A.C., Dymov S., Labonté B., Szyf M. et al. Epigenetic regulation of the glucocorticoid receptor in human brain associates with childhood abuse. // Nat Neurosci. – 2009. — Mar. — Vol.12, N.3. – P.342-348.
39. McGowan P.O., Szyf M. Environmental epigenomics: understanding the effects of parental care on the epigenome. // Essays Biochem. – 2010. – Sep. – Vol.48, N.1. – P.275-287.
40. McGowan P.O., Szyf M. The epigenetics of social adversity in early life: implications for mental health outcomes. // Neurobiol Dis. – 2010. —  Jul. – Vol.39, N.1. – P.66-72.
41. Mega M.S., Cummings J.L. Frontal-subcortical circuits and neuropsychiatric disorders // J. of Neuropsychiatry and Clinical Neurosciences, 1994. – Vol.6. – P. 358–370.
42. Mendez M.F., Chow T., Ringman J., Twitchell G., Hinkin C.H. Pedophilia and temporal lobe disturbances // J. of Neuropsychiatry and Clinical Neuroscience, 2000. – Vol.12. – P. 71–76.
43. Mendez M.F., O’Connor S.M., Lim G.T. Hypersexuality after right pallidotomy for Parkinson’s disease // J. of Neuropsychiatry and Clinical Neuroscience, 2004. – Vol.16. – P. 37–40.
44. Miller B.L., Cummings J.L., McIntyre H., Ebers G., Grode M. Hypersexuality or altered sexual preference following brain injury // Journal of Neurology, Neurosurgery and Psychiatry, 1986. – Vol.49. – P. 867–873.
45. Mitchell W., Falconer M.A., Hill D. Epilepsy with fetishism relieved by temporal lobectomy // Lancet, 1954. – Vol. 267. – P. 626–630.
46. Nelson R.J, Chiavegatto S. Molecular basis of aggression // Trends Neurosci. – 2001. – Dec. – Vol.24, N.12. – P.713-719.
47. Raine A., Buchsbaum M.S. Violence, brain imaging, and neuropsychology. In D. Stoff, R.B. Cairns, Aggression and violence: Genetic, neurobiological, and biosocial perspectives. — New York: Erlbaum, 1996.
48. Redouté J., Stoleru S., Gregoire M.C., Costes N., Cinotti L., Lavenne F., et al. Brain processing of visual sexual stimuli in human males // Human Brain Mapping, 2000. – Vol.11. – P. 162–177.
49. Regestein Q.R., Reich P. Pedophilia occurring after onset of cognitive impairment // J. of Nervous and Mental Disease, 1978. – Vol.166. – P. 794–798.
50. Starkstein S.E., Kremer J. The disinhibition syndrome and frontal-subcortical circuits. — In D.G. Lichter & J. L. Cummings (Eds.), Frontal-subcortical circuits in psychiatric and neurological disorders. — New York: The Guilford Press., 2001. – P.163–176.
51. Toone B.K., Edeh J., Nanjee M.N., Wheeler M. Hyposexuality and epilepsy: A community survey of hormonal and behavioural changes in male epileptics // Psychological Medicine, 1989. – Vol.19. – P. 937– 943.
52. Volavka J. Neurobiology of violence. (2nd ed.). — Washington: American Psychiatric Publishing, 2002.
53. Walinder J. Transvestism, definition and evidence in favor or occasional deviation from cerebral dysfunction // International J. of neuropsychiatry, 1965. – Vol.1. – P. 567–573.
54. Yeudall L. T., Fromm-Auch D. Neuropsychological impairments in various psychopathological populations. In J. Gruzelier & P. Flor-Henry (Eds.), Hemisphere asymmetries of function in psychopathology. — New York: Elsevier, 1979.
55. Zasler N.D. Sexual dysfunction. In J.M. Silver S.C. Yudofsky & R. E. Hales (Eds.), Neuropsychiatry of traumatic brain injury. — Washington: American Psychiatric Press, 1994.
56. Петина Т.В. Судебно-психиатрическое значение парафилий.
57. Molecular Psychiatry